Иллюстрации Н. Цейтлина к книге:

А. Конан Дойл. "Записки о Шерлоке Холмсе".

Москва, "Недра". 1981 год.

 

 

«Союз рыжих».

Свет блеснул на стволе револьвера, но Холмс охотничьим хлыстом стегнул своего пленника по руке, и револьвер со звоном упал на каменный пол.

 

«Тайна Боскомской долины».

Я поехал в город по денежным делам и на Риджент-стрит встретил Мак-Карти. На нем не было ни приличного пальто, ни обуви.

«Вот мы и встретились, Джек, - сказал он, прикасаясь к моей руке. – Теперь уж мы с вами больше не расстанемся».

 

«Скандал в Богемии».

Медленно и торжественно Холмса внесли в Брайони-Лодж и уложили в гостиной, между тем как я все еще наблюдал за происходившим со своего поста у окна. Лампы были зажжены, но шторы не были опущены, так что я мог видеть Холмса, лежащего на диване. Не знаю, упрекала ли его совесть за то, что он играл такую роль, - я же ни разу в жизни не испытывал более глубокого стыда, чем в те минуты, когда эта прелестная женщина, в заговоре против которой я участвовал, ухаживала с такой добротой и лаской за раненым.

Вошел человек, ростом едва меньше шести футов и шести дюймов, геркулесовского сложения. Он был одет роскошно, но эту роскошь сочли бы в Англии вульгарной. Рукава и отвороты его двубортного пальто были оторочены тяжелыми полосами каракуля; темно-синий плащ, накинутый на плечи, был подбит огненно-красным шелком и застегнут на шее пряжкой из сверкающего берилла. Сапоги, доходящие до половины икр и обшитые сверху дорогим коричневым мехом, дополняли то впечатление варварской пышности, которое производил весь его облик. В руке он держал широкополую шляпу, а верхняя часть его лица была закрыта черной маской, опускавшейся ниже скул. Эту маску, походившую на забрало, он, очевидно, только что надел, потому что когда он вошел, рука его еще была поднята. Судя по нижней части лица, это был человек сильной воли: толстая выпяченная губа и длинный прямой подбородок говорили о решительности, переходящей в упрямство.

 

«Пять зёрнышек апельсина».

Дядя поспешно разорвал конверт; из него выпало пять сухих зернышек апельсина, которые выкатились на его тарелку. Я было рассмеялся, но улыбка застыла у меня на губах, когда я взглянул на дядю. Его нижняя губа отвисла, глаза выкатились из орбит, лицо стало серым; он смотрел на конверт, который продолжал держать в дрожащей руке.

 

«Человек с рассечённой губой»

Как вы, вероятно, не раз замечали, на левой стороне Трэд-Нидл-стрит есть ниша. В этой нише сидит калека, поджав ноги и разложив у себя на коленях несколько спичечных коробков; вид его вызывает сострадание, и дождь милостыни так и льется в грязную кожаную кепку, которая лежит перед ним на мостовой. Я не раз наблюдал за ним, еще не предполагая, что нам когда-нибудь придется познакомиться с ним как с преступником, и всегда удивлялся тому, какую обильную жатву он собирает в самое короткое время. У него такая незаурядная внешность, что никто не может пройти мимо, не обратив на него внимания. Оранжево-рыжие волосы, бледное лицо, изуродованное чудовищным шрамом, нижний конец которого рассек надвое верхнюю губу, бульдожий подбородок и проницательные темные глаза, цвет которых представляет такой резкий контраст с цветом его волос, - все это выделяет его из серой толпы попрошаек.

 

«Голубой карбункул».

Во дворе был какой-то сарай, и за этот сарай я загнал огромного, очень хорошего гуся, белого с полосатым хвостом.

 

«Пёстрая лента».

Он быстро подошел, взял кочергу и согнул ее своими огромными загорелыми руками.

Забуду ли я когда-нибудь эту страшную бессонную ночь!

 

«Знатный холостяк».

Я снова взглянула на него, и, должно быть, он прочитал мои мысли, потому что приложил палец к губам, как бы советуя мне молчать.

 

«Желтое лицо».

Я уже готов был сквозь сон выразить что-то вроде протеста или удивления, но, полуоткрыв глаза, вдруг увидел ее лицо, освещенное свечкой, и был так изумлен, что буквально онемел.

 

«Обряд дома Месгрейвов».

Схватив с одной из стен алебарду, я поставил свечу на пол, прокрался на цыпочках по коридору и заглянул в открытую дверь библиотеки.

 

«Последнее дело Холмса».

Потом я еще раз обошел платформу и вернулся в свое купе, где застал уже знакомого мне дряхлого итальянца.

 

«Пустой дом».

Подо мной ревел водопад.

Наш пленник тяжело дышал в руках двух дюжих констеблей, крепко державших его с двух сторон.

 

«Пляшущие человечки».

Разговаривая со мной, она стала предлагать мне деньги, чтобы откупиться от меня. Это привело меня в бешенство, я схватил ее за руку и пытался вытащить через окно.

 

«Случай в интернате».

Холмс вдруг охнул и схватил меня за плечо, чтобы не упасть. У него подвернулась нога, а, как известно, в таких случаях человек становится совершенно беспомощным. Он кое-как доковылял до дверей гостиницы, где с трубкой в зубах сидел коренастый, смуглый человек средних лет.

- Я обвиняю вас, - сказал Холмс.

 

«Черный Питер».

Я знал Черного Питера, и когда он взялся за нож, я схватил гарпун, потому что понимал, что только одному из нас быть в живых.

 

«Шесть Наполеонов».

Я даже не знал наверняка, что это именно жемчужина, но для меня было ясно, что он что-то ищет, так как он разбивал похищенные бюсты только в тех местах, где был свет.

 

«Второе пятно».

Но, увидав пятно на ковре, она упала на пол и лежала, как мертвая.

Из кармана он вытащил маленький кусочек картона.

 

«Собака Баскервилей».

Над Гуго стояло мерзкое чудовище – огромный, черной масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких когда-либо приходилось видеть смертному.

Мы встали, собираясь раскланяться, как вдруг Баскервиль вскрикнул и с торжествующим видом вытащил из-под стоявшего в углу шкафа светло-коричневый башмак.
- Вот она, моя пропажа!

Над деревьями поднимались две высокие, узкие башни.

- Уезжайте отсюда! – сказала она.

- Откуда вам это известно, Бэрримор?

Чудовище неслось по тропинке огромными прыжками, принюхиваясь к следам нашего друга.

 

АРТУР КОНАН ДОЙЛ (1869-1930)

НАУМ ИОСИФОВИЧ ЦЕЙТЛИН (1909-1997)

 

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: